Проективная идентификация — бессознательная попытка одного человека влиять на другого таким образом, чтобы этот другой вёл себя в соответствии с бессознательной фантазией данного человека о внутреннем мире другого.
Melanie Klein, которая впервые ввела этот термин, определяет проективную идентификацию как «бессознательную фантазию, в которой аспекты личности или внутреннего объекта отделяются и приписываются внешнему объекту».
Все начинается с проекции. В сценке ниже hr менеджер сомневается в своей компентенции. При этом отвергая эту свою часть, желая избавиться от этого аспекта себя, hr присваивает некомпетентность соискательнице, пришедшей на собеседование. Через какое-то время соискательница начинает себя чувствовать именно так.
Проективная идентификация – это бессознательная провокация партнера по общению, вызывающая у последнего определенные реакции по отношению к провоцирующему, нежелательные для «провокатора» на сознательном уровне, но удовлетворяющие его неосознаваемые, латентные потребности.
«Например, при проекции я могу воспринимать своего мужа монстром. Я проецирую на него своего внутреннего агрессора. Но например, мой муж так себя не чувствует и не ведет себя так. Вот тогда речь идет о проекции. Я на него “одела” свою агрессию, а он ее не взял, он её не чувствует. И тогда это в работе легче, в паре отношения лучше. При проективной идентификации муж начинает себя так чувствовать и так себя вести, согласно моей проекции(я проецирую этого монстра и он действительно начинает на меня злиться и т.д., то есть он начинает чувствовать эту злость на меня реально, как будто бы я его взбесила)» (Евгения Порошина).
К сожалению, слишком распространенный пример влияния проективной идентификации — это тот факт, что дети, подвергшиеся насилию, очень рискуют оставаться жертвой и позже в своей жизни.
Будучи беспомощными детьми, они идентифицировали себя с агрессором и верили, что заслужили боль, оскорбления и наказание. Позже они будут не только посылать сообщения типа «пни меня еще раз» (Берн), но и «сбрасывать» неинтегрированные садистские импульсы, с которыми идентифицировались, на других людей. Если им повезет, они спроецируют импульсы на тех, кто сможет их трансформировать в более здоровые формы отстаивания своих потребностей. Но, вызывая садистские импульсы в людях, которые менее способны к саморегуляции, такие дети неосознанно побуждают их действовать соответствующим образом. И тогда трагедия повторяется — в том числе, как это ни прискорбно, и в кабинетах некоторых терапевтов — и модель поведения жертвы закрепляется. (Маартин Аальберсе).
Еще один пример:
В повседневности проективная идентификация проявляется в форме самоактуализирующегося пророчества. Если долгое время даже очень доброго человека считать негодяем и реагировать на него так, будто он покушается на самое ценное, что у вас есть, в один прекрасный момент он действительно окажется чуть более грубым, что будет воспринято как доказательство вашей проницательности (Максим Пестов).
Проективная идентификация отличается от простой проекции тем, что интерпретация проекции снижает напряжение, тогда как в случае проективной идентификации оно остается, поскольку сохраняется эмпатия с содержанием проективной части.
Проективная идентификация в обычной жизни присутствует в парных отношениях и помогает партнерам с помощью друг друга упорядочить собственные аффекты. «В таком случае она может помогать с помощью друг друга упорядочивать, переживать свои состояния. Когда я в другого погружаю то, что я не могу пережить(например, своего агрессора), а он в меня что-то своё погружает, то, что он не может пережить, но то, что могу я. У нас не совпадают эти травмы! То есть то, что непереносимо для него, я как-то это беру и справляюсь. А то, что непереносимо для меня, он тоже может это как-то выдержать. И тогда проективная идентификация играет нам в плюс, и отношения становятся крепче» (Елена Порошина).
В терапии при проективной идентификации терапевт испытывает либо переживания клиента, либо переживания значимого человека, который находился в его окружении. Например, терапевт чувствует злость клиента, которая присутствовала в опыте клиента, но оставалась им неприсвоенной.
В проективной идентификации зависимый клиент испытывает ярость на эмоциональную абстиненцию со стороны терапевта. Ему не хватает эмпатии, чтобы принять в качестве заботы то, что ему предлагает терапевт. На терапевта возникает амбивалентный перенос -у него есть то, что важно, но в силу скупости он делится этим очень дозированно, тогда для получения полного авторизованного доступа к ресурсам терапевта необходимо разрушить.
Уилфред Бион, пионер групповой работы после Второй мировой войны, описал проективную идентификацию как наиболее важный феномен в индивидуальной психотерапии.
При проективной идентификации (Projective Identification) не только пациент воспринимает терапевта искаженным образом, обусловленным ранними объектными отношениями пациента: кроме этого, на терапевта оказывается давление, чтобы он тоже переживал себя в соответствии с бессознательной фантазией пациента.(Мелани Кляйн, 1946).
Пример проективной идентификации (Елена Коссе)
Попасть с клиентом в проективную идентификацию -значит начинать чувствовать с клиентом что-то необычное, например, начинать сильно заботиться, волноваться о нем. Либо испытывать раздражение или огромную неприязнь. Такие люди делают все, чтобы в контакте с ним испытывали именно такие эмоции, нелюбимые дети у матери -отвращение. Клиенты, которые были козлами отпущения в семье – проецируют отвержение. Есть и позитивная проективная идентификация -см. гипертим.
Наша задача -выйти из проективной идентификации и превратить это в терапию. В результате мы получим защиты второго порядка -проекцию, ретрофлексию.
Работать эффективно такими клиентами сможет терапевт со сформированной профессиональной идентичностью и наблюдающим «я»: он понимает, что клиент, например, делает все, чтобы его не любили, и что это защита в форме проективной идентификации.
Как работать с проективной идентификацией в терапии?
(Максим Пестов) Во-первых, уходить с границы контакта, так как это территория клиента, на которой победить невозможно. Обращение к ограничениям терапевтической позиции приводит к возмущению и поляризации отношений — либо ты даешь то, что мне нужно, либо мне вообще ничего от тебя не нужно. С помощью контроля клиент борется с опасностью вновь остаться в одиночестве. С другой стороны, то, в чем нуждается клиент, это забота, и тогда ощущение, что о нем заботятся вопреки разрушительному поведению, рождается благодаря устойчивости терапевта. Одна из задач терапевта — дать понять клиенту, что его аффект не является чрезмерным и связан с потребностью в отношениях. Можно так же задать клиенту вопрос -что ты делаешь для себя с помощью меня — ведь фантазия о том, что для себя ничего нельзя осуществить, блокирует способность к самозаботе.
Задача для клиента -выйти в депрессивную позицию, когда он будет печалиться на недоступность терапевта, но не негодовать и стремиться всеми силами это исправить.
Контейнирование это более высокий уровень заботы терапевта, и он реализуется через возможность встречи с негативным клиентским аффектом вместо патакания ему и сглаживания противоречий. Это сложно для терапевта -обнаружить свою собственную заботу и любовь к клиенту там, где основным предъявляемым материалом является злость. Клиент, который нарушает границы, в большей степени нуждается в остановке, чем в позволении немедленного отреагирования. У терапевта два варианта поведения — встретиться с ненавистью клиента и позволить проявить свое истинное лицо, либо продолжать культивировть в клиенте удобную ложную самость.
Необходимо выдерживать ярость клиента еще и потому, что он нуждается в повторном переживании негативного опыта, а не в обманчивой замене плохого объекта из прошлого (мамы) хорошим объектом из настоящего (терапевтом).
Важно ощущение, которое может унести с собой клиент после сессии -«меня способны выдержать и я не так уж плох для другого, а значит, и для самого себя.»
Пройти тест « Какие психологические защиты вы используете «
Пример проективной идентификации (ПИ) в терапии и отличия от проекции.
Н. Мак-Вильямс так описывает свое представление об отличии ПИ о проекции: «и проекция, и интроекция имеют целый континуум форм — от самых примитивных до самых зрелых. На примитивном конце спектра они слиты, поскольку в них смешано внутреннее и внешнее. Эти слияние мы и называем ПИ». Для иллюстрации отличия ПИ от «зрелой проекции» она предлагает рассмотреть гипотетические высказывания двух молодых людей на предварительной беседе перед госпитализацией:
Пациент А (несколько извиняющимся тоном): «Я знаю, что у меня нет причин считать, что вы меня осуждаете, но я все равно так думаю и ничего не могу с этим поделать».
Пациент В (обвинительным тоном): «Вы, психиатры паршивые, все любите вот так сидеть в кресле и судить людей, но мне плевать, что вы там думаете!»
Оба пациента проецируют на терапевта интернализованный критикующий объект. Однако, их коммуникации сильно отличаются по следующим аспектам.
Во-первых, пациент А обнаруживает признаки наблюдающего Эго, которое может видеть, что его фантазия совершенно не обязательно соответствует реальности, его проекция Эго-дистонна. Пациент В, с другой стороны, переживает проецируемое как точное описание позиции терапевта; его проекция Эго-синтонна. Мак-Вильямс видит здесь «слияние когнитивных, аффективных и поведенческих измерений опыта, характерное для примитивных процессов».
Во-вторых, проективные процесс двух пациентов различаются в том, насколько они достигают защитной цели — избавления от неприятного чувства. «Пациент А вывел вовне критическую позицию и испытывает облегчение, сообщая о ней. Пациент В проецирует и, в то же время, сохраняет ее. Он приписывает ее другому человеку, но это не избавляет его от того обстоятельства, что он чувствует себя осуждающим. Кернберг характеризует данный аспект ПИ как «сохранение эмпатии» со спроецированных содержанием».
«Наконец, коммуникации пациентов имеют совершенно разное эмоциональное воздействие. Терапевту легко симпатизировать пациенту А. Между ними должен быстро сформироваться рабочий альянс. С пациентом В терапевт столь же быстро начнет ощущать себя именно таким, каким тот его воспринимает: равнодушным, осуждающим и не собирающимся тратить энергию, необходимую для того. чтобы попытаться проявить заботу об этом пациенте. Иными словами, контртрансфер терапевта с первым пациентом будет позитивным и мягким, со вторым — негативным и интенсивным».
Пример проективной идентификации в семье.
Вот пример из групповой психоаналитической терапии с семьей(H.Fox, Projective Identification. 1996. ).
ПИ иллюстрируется на примере женщины по имени Ф., во втором браке, с двумя детьми подросткового возраста. В детстве мать внушила ей, что мужчины являются более важными и о них надо заботиться, тогда как все женщины тупые и рождены служить мужчинам. Оба ее мужа соглашались с философией ее матери, так что Ф. провела большую часть своей жизни, угождая им. Когда семья пришла в терапию, дети имели серьезные эмоциональные проблемы. Сын пристрастился к кокаину. У его сестры были серьезные проблемы в школе.
Ф. в свою очередь внушала дочери, что она неважная и глупая. Почему Ф. проецировала эти чувства в свою дочь? Ф. воспитывалась так, что не могла иметь планов относительно своей карьеры, поскольку ее ближние игнорировали ее желание поступить в колледж. Чтобы Ф. смогла почувствовать себя достаточно компетентной и достичь некоторого профессионального успеха, она должна была избавиться от чувства, что она глупая и неважная. Поэтому она проецировала эти чувства на свою дочь, и после этого смогла организовать свой собственный небольшой бизнес.
Чтобы мать не отвергла ее полностью, дочь подчинилась, превратившись в тупую и незначительную (проективная идентификация). Автор статьи, где описан этой случай, пишет, что «отыгрывание Ф. с ее дочерью представляло собой «форму ПИ, называемую «идентификацией с агрессором», потому что Ф. действовала так, как если бы она была своей матерью, а ее дочь — ею самой».